Чернигов, игры с тенью
Британский совет в Украине инициировал открытый конкурс для начинающих режиссеров (и театральных компаний), цель которого — постановка пьес современных британских авторов (новейшие переводы на украинский язык). Было много заявок, теперь определены победители. Среди таких победителей: Кира Малинина и "Лаборатория театра" (Харьков), Евгений Мерзликов и Луганский областной театр (Северодонецк), Тамара Трунова и Киевский национальный театр оперетты, Елена Авдеева и Театр "Арабески" (Харьков), Дмитрий Захоженко и Новый драматический театр на Печерске (Киев). Эти режиссеры и эти театры получают частичное финансирование постановок, авторские лицензии на новые пьесы, а также поддержку британской стороны. Один из финалистов отбора — Черниговский областной академический украинский музыкально-драматический театр им. Т.Шевченко. Кстати сказать, театр в хорошей форме: чистый, ухоженный, осваивающий новые площадки на своей внутренней территории. Здесь молодой режиссер Виктория Филончук и поставила пьесу Сельмы Димитриевич "Если боги упадут — это небезопасно". Новая пьеса на вечную тему дочки-матери, но это не "Королева красоты" М.Макдонаха. Эта же пьеса о вечной проблеме некоммуникабельности, но здесь, конечно, не С.Беккет и не С.Кейн. На мой вкус, здесь скромный драматургический опус о цикличности обыденности; о неизбежной повторяемости пошлости; о перетекаемости ускользающей молодости в необратимую старость. Скажем так, текст Димитриевич (исходя только лишь из "услышанного" на черниговской сцене) — скорее всего, сознательно сконструированный драматургический черновик, пространство в котором — буквально настежь — открыто для режиссерского вторжения и самовыявления. И, конечно, для комфортного актерского самоощущения, ведь все-таки две центральные роли — Мама и Дочка.
Вместе в этом тексте (и в этом спектакле) их держат не только родственные узы, но и безотносительное пространство, и такое же время. Дочка регулярно наведывается к маме с банальными вопросами наподобие тех, которые мы ежедневно и неосознанно задаем своим же родителям по мобильному телефону. Мама, проявляя старческую строптивость, норовит уличить дочь в хулиганстве, даже коварстве: а не написала ли она в ванную, когда купалась там? Милейшие европейские семейные диалоги периода Brexit. Семейный (женский) подход в подступах к этой же семейной (женской) пьесе с украинской стороны совершили две сестры — Виктория и Ольга Филончук. Режиссер и художник. Ольга раскрывает новую пьесу (действие происходит на главной сцене: там же усажены зрители) через ощущение безграничного белого пространства экрана, где нет ни квадратных метров жилплощади, ни ванны, ни унитаза, ни другого реквизита. А есть только горка стеклянной посуды и белая фронтальная стена умолчания, на которую попеременно проектором наслаивается то хоум-видео (эпизоды детства), то капли дождя на раскаленных поверхностях (хотя это не Фасбиндер и даже не Озон). Сестре Виктории, на мой взгляд, все-таки досталась более усложненная задача. Попытаться оправдать — внутри задано очерченной пустоты — природу чувств, природу существования и природу рефлексий двух героинь — Матери и Дочери.
И здесь постановщику бессмысленно опираться на свое мастерство (его пока нет, девушка лишь в начале пути). Поэтому ее опора — на местных актрис. На "мастеров сцены" (как указано на официальном сайте) — Наталью Максименко и Татьяну Шумейко. Сразу видно, что это честные, ответственные, увлеченные театральные актрисы. И даже конкретная пьеса их чем-то увлекла. И даже в течение сценического часа актрисы-мастерицы делают то, что им и полагается согласно законам жанра и сюжета: достучаться до сердец как зрителей наивных (их много), так и до искушенных циников (и такие найдутся). Актрисам немало удается: зал, не шелохнувшись, слушает странные тексты "повседневности" или весело возбуждается на всего-то одном (!) матерном слове. Между тем именно такой "род и вид" современной драматургии всегда опасный и сложный для наших актеров. Поскольку подобные роли призывают исполнителя к некоему самоопределению внутри сценического текста: к внутреннему выстраиванию некоей осмысленной ценностной перспективы. Я уж и не говорю о возможности проявить какую-либо скрытую тему на основе таких-то пьес. Допустим, темы трагической человеческой нереализованности, жизненной обиженности, родственного отчуждения (да все что угодно).
И, как точно заметил Сергей Геннадьевич Васильев, особенности актерского существования в подобных сценических сюжетах предполагают особую "простоту", которую лично мне хотелось бы дважды закавычить, чтобы и актер предполагал за нею нечто чрезвычайное и необратимое. Прекрасное — трудно. Простое — трагично, сложно. В игре хороших актрис нет искомой "простоты", но нет и простоватости. Зато есть неизбежное фирменное интонирование — как знак традиционной репертуарной зависимости. В английском языке есть слово appearance, которое в разных контекстах переводится как "видимость", "наружность", "вероятность правдоподобия", "явление". В партитуре этого маленького спектакля есть видимость старательности и милая женская наружность.
Но правдоподобие (даже не важно, какой формат использован режиссером) вероятностью и остается. Остается и нерешенный финал, и неиспользованное пространство (за исключением, пожалуй, игр с тенью). И, естественно, остается традиционный в подобных случаях искренний реверанс: дорогу осилит идущий! То есть новые западные пьесы, вне зависимости от их художественного уровня, — это тоже фрагмент непредсказуемой "дороги", по которой мы все куда-то бредем.
